– Теперь у тебя новая жизнь, сын. Можешь пойти и вымыться. Ты больше не будешь работать на ферме.
Войдя кухню, я увидел, что мой брат Джек обнимает свою жену Элли, а она улыбается ему.
Я очень люблю Элли. Она добрая и милая и всегда о тебе позаботится. Мама говорит, что Джеку с женой повезло, потому что она всегда может поумерить его пыл.
Джек из нас самый старший и взрослый. Отец иногда в шутку называет его самым красивым из нашей уродливой оравы. Да, конечно, Джек большой и сильный, но я бы не сказал, что он красавец. У него голубые глаза и здоровый румянец на щеках, но черные густые брови почти срослись на переносице. Однако ж он сумел понравиться такой доброй и прелестной девушке, как Элли, с этим не поспоришь. Ее волосы – цвета первосортной соломы на третий день после скоса, а кожа при свете свечи буквально сияет.
– Я ухожу завтра утром, – выпалил я. – С первыми лучами солнца Ведьмак придет за мной.
Элли просияла:
– То есть он согласился взять тебя?
Я кивнул:
– Он берет меня в ученики на месяц.
– Том, я так рада за тебя! – всплеснула руками Элли.
– Поверить не могу, – рассмеялся Джек. – Ты – и ученик ведьмака. Тебе будет не по зубам такая работенка, – ты же до сих пор спишь при свече!
Я не обиделся на его шутку, хотя он попал не в бровь, а в глаз. Иногда я вижу странные вещи в темноте, а свечой их можно отогнать. Иначе мне не спится.
Джек подошел, с хохотом обхватил меня за голову и начал таскать по кухне. Это у него шуточки такие. Я ради смеха стал сопротивляться, потом брат отпустил меня и похлопал по спине.
– Молодчина, Том, – сказал он. – С такой работенкой ты свое счастье не упустишь. Вот только есть одна загвоздка…
– В чем дело? – спросил я.
– Береги каждый пенни. Знаешь почему?
Я пожал плечами: мол, нет.
– Потому что только на деньги сможешь купить друзей!
Я попытался улыбнуться, но в словах Джека была горькая правда. Ведьмак живет и работает в одиночестве.
– Ах, Джек! Не будь таким жестоким! – упрекнула мужа Элли.
– Я просто пошутил, – ответил Джек, как будто не понимая, почему она так рассердилась.
Но Элли даже не взглянула на него и продолжала смотреть на меня. Вдруг ее лицо погрустнело.
– Ах, Том, значит, ты не увидишь, как родится малышка…
У нее в глазах стояло разочарование, и мне стало грустно оттого, что меня не будет дома и я не увижу свою племянницу. Мама сказала, что Элли родит девочку, а наша мама в таких делах никогда не ошибается.
– Я навещу вас, как только смогу, – пообещал я.
Элли печально улыбнулась, а Джек подошел и положил руки мне на плечи.
– Твоя семья тебя не оставит, – произнес он. – Если будет нужда, мы всегда придем на помощь.
Через час я сел ужинать, зная, что покину дом уже наутро. Отец, как обычно, прочитал вечернюю молитву, и мы все пробормотали «аминь». Кроме мамы – она, как всегда, просто смотрела в тарелку, вежливо дожидаясь, пока этот ритуал закончится. После молитвы мама украдкой мне улыбнулась. Это была особенная, очень теплая улыбка, которую больше никто не заметил. Мне сразу полегчало.
В камине по-прежнему горел огонь, наполняя кухню теплом. В центре большого деревянного стола стоял латунный подсвечник, отполированный настолько, что в нем можно увидеть собственное отражение. Свеча была дорогая – восковая: мама терпеть не может, когда в кухне пахнет жиром. Хотя отец и принимал все решения, касающиеся фермы, сам, но некоторые вещи мама делала по-своему.
Мы уминали горячее тушеное мясо с картошкой, и меня вдруг поразило то, как постарел отец. Он выглядел очень усталым, и на его лице время от времени мелькала грусть. Он немного просветлел, когда они с Джеком начали обсуждать цену свинины и стоит ли уже посылать за мясником.
– Лучше бы подождать еще месяц-другой, – настаивал отец. – Цена наверняка взлетит.
Джек помотал головой, и они начали спорить. Это был дружеский спор, какой бывает среди членов семьи, и я видел, что отцу он нравится. Правда, сам я не стал вмешиваться. Все это для меня уже позади. Как отец сказал, с работой на ферме покончено.
Мама с Элли тихо посмеивались. Я пытался разобрать, о чем они говорили, но Джек уже настолько повысил голос, что мама даже одарила его суровым взглядом.
Не обращая внимания на мамины взгляды, Джек продолжал громко спорить. Он потянулся через стол за солонкой и случайно опрокинул ее. На стол рассыпалась соль. Мой брат тут же взял щепотку и бросил через левое плечо. Старая примета: так нужно отогнать несчастье, которое накликал, рассыпав соль.
– Джек, зачем тебе соль? – сердито спросила мама. – Лишняя только портит хорошее мясо. Ты обижаешь того, кто это готовил!
– Извини, мам, ты права. Стряпня удалась на славу.
Мама улыбнулась и кивнула в мою сторону:
– И все же, почему никто не уделит Тому немного внимания? Так не поступают с человеком, который завтра покинет родной дом.
– Все нормально, мам, – сказал я. – Мне хорошо уже потому, что я сижу здесь и слушаю.
Мама согласно кивнула:
– Что ж, мне надо кое-что тебе сказать. Останься после ужина в кухне, и мы поговорим.
Итак, когда Джек, Элли и отец отправились спать, я сел на стул у огня, нетерпеливо дожидаясь, что же мне скажет мама.
Она была не из тех, кто суетится зря. Сначала она просто объяснила, что кладет мне в дорогу: вторую пару штанов, три рубашки и две пары носков, всего по одному разу штопанных.
Я вглядывался в последние красные угольки, тлеющие в золе, и постукивал башмаками по плитке камина. Мама придвинула поближе кресло-качалку и села прямо напротив меня. В ее черных волосах уже пробивалась седина, но, не считая этого, она выглядела точно так же, как когда я только учился ходить и едва доставал до ее коленей. В глазах по-прежнему горел огонек, и, несмотря на бледность щек, она была полна сил.